- А что, Ромыч, давай по пинте- две накатим!
Это у Кирилла вместо здрасте. Опять накатил с утра и скучно ему. Поболтать не с кем. Знал бы, чем дело кончится, ни в жисть бы не открыл ему дверь.
Ну разлили мы с ним, как то сама собой организовалась нехитрая закусь. Поговорили, о погоде, о рыбалке, о Любке – дурище, залетела, а парень то ее того, подлец оказался. Хотя как смотреть, с Любкой то не каждый мачо сладит. Та еще стервь.
-А вот ты недавно сюда переехал, Ромыч, заметил уже, что тихо тут у нас?, выдув первый литр пенного, закинул удочку Кирилл. Ну скучно ему, а я то больше молчун по натуре. Киваю, да, мол, верно глаголешь, сосед, тишина у вас в районе.
-А раньше то, года три назад, когда еще Ельцин то ушел на пенсию, не так все было, да. Иначе было совсем.
Надо сказать, что Кирилл себя считает интеллигентом и гуманитарием. Интеллигентность его я видел в гробу, если честно. Ну нахватался умных слов дяденька, и что теперь, меня, молодого грузить интеллектом?
-Люмпены то совсем обнаглели в то время. Милиция их боялась, участкового трезвым видели, когда он на другой район переводился, а нового так и не было. Не прислали.
Кирилл ударился в воспоминания, с количеством поглощенного пивка становясь все откровеннее и циничней.
- И вот Ромыч, моя то баба, покойница год уже как, прибегает домой то, вся трясется, харя перепуганная. Плачет, мол, в подъезде на лестничной клетке ее ограбили. Молодежь, да. Типа тебя.
Я, разумеется, возмутился.
-Чего это вроде меня, я никогда ничем подобным не занимался!
- Да не кипиши, Ромыч, я тебе про возраст говорю. Молодые, значит. Местные все, но твари такие, знаешь, Ром, вот мы тоже молодыми были, однако у себя во дворе не гадили людям. Да и народ малость другой был. Не забалуешь с заводскими то. Вмиг воспитают, и мама крикнуть не успеешь.
- Так что там случилось то?
- А, ну вот, плачет значит она, мол, сумку забрали, в ней деньги, остатки были, да какая то мазь ли, пудра ли, по блату она нашла, втридорога заплатила, на работе им принесли барахольщики.
- Жаль мне ее пудру то стало, выпили мы с ней, я ее уложил, а сам пошел на улицу. Думаю, деньги заберут, а пудру то выкинут, зачем она им. Поищу по двору, может найду.
Нашел Кирилл тогда неприятностей. По его изложению событий, во двор он не попал. Попал он в руки тех самых или других, но таких же молодых бандитов. Забрать то с него нечего было, так хоть попинали всласть.
- Ну и что делать то надо было РОмыч?
- Ну, не знаю, в милицию заявить?
- Тебе же сказано было, не прислали участкового, а наряд приедет – ну стоят мальчишки в трениках адидасовских и что? Ну выпрут их, уедут, а они снова здорово, тут как тут. И уж проходу гражданам не дают, ругаются, кого и грабанут. Мутное время было, РОмыч, это ты сейчас вон с айфочегом ходишь, а тогда недалеко бы ты ушел целый то. Хех.
- И что же вы тогда сделали, Кирилл?
- Ну слушай и запоминай, может пригодится еще. Значит, поговорил я с мужиком одним, которому это тоже поднадоело. Жил он на первом этаже, а я, как ты понимаешь, здесь, на третьем. Те то, разбойнички юные собирались либо на первом, либо на площадке между третьим и вторым. Ну и решили мы им западню устроить, да такую, чтобы надолго их проняло и путь им к нам был заказан.
Тогда было начало весны, продолжал Кирилл, а эти робин гуды уже вовсю красовались в обдерганных трениках своих и кепарях. Семечками завалили всю площадку, откуда тогда уборщицы то? Этих, с юга то еще не приехало, а местные не хотели, значит, за трудодни работать. Да оно и понятно, наработались в свое время то.
Два старика стали разбойниками. Ну или народными мстителями, как посмотреть. Отвадить решили просто, но жестко и эффективно.
Собрались ребятки вечерком, как всегда, место встречи изменить нельзя. Мать перемать, твою туда и налево, растудыть ее кочергой, шалман малина, свет туши. Света, кстати, не было в подъезде. Откуда он там возьмется? Темнота – вот друг молодежи. Да не надолго.
- И вот значит, Михалыч этот, с первого то, не такой уж и старый был. В окошко вылез и дверь в подъезд снаружи припер урной то. И камешком мне в окошко, значит бряк! Ага, две минуты, засекаю на ходиках на кухне, советские еще ходики. Сломались вот, аккурат как моя то Богу душу отдала. Ты их не видел уже, не застал, да Ромыч?
- Кир, а дальше то что вы там сделали?
- А ты не понял что ли?
-Нет
- Ага, я же говорю, молодежь. Вот и те не поняли сразу. Стояли они на площадке между вторым и третьим этажом, я, когда выглянул, проверил. Ну и чтобы своих граждан жильцов не было. Хотя кто рискнет то вечером из квартиры нос высунуть, закрылись за железными дверями на сорок три засова и сидят, как в бункере. Ну такая тогда была жизнь, Ромыч.
- Да тут у всего подъезда двери железные.
- Ага, верно подметил, потому мы и решили именно так отваживать негодников.
Пиво лилось рекой, речь старика тем не менее оставалась связной и разборчивой. Жестко они отвадили гопников.
Кирилл запалил три «Молотова» и недрогнувшей рукой старого солдата метнул по очереди все три бутылки, наполовину заполненными смесью бензина и моторного масла. Метнул в стенку, выше голов. Вспыхнувшая смесь обрушилась на головы негодяев огненным дождем, как смола и сера на грешников.
Адидасы мгновенно вспыхнули и расплавились, намертво влипнув в кожу и прожигая ее как можно глубже. Дураки пытались тушить свои подштанники ладонями, тем самым еще сильнее вгоняя в свое тело жгучую смесь масла и синтетики. С диким воем горящие люди, больше похожие на демонов из ада метнулись вон из преисподней, в которую внезапно превратился темный подъезд. Но врата были закрыты. Снаружи, урной, которую заботливо припер к двери Михалыч с первого.
- Так что не сразу, не сразу они выскочили. Подкоптились мальца, хе хе хе.
Старик улыбался, морщинки по краям век забавно собрались в лучики от доброй улыбки дедушки.
- А как же дом? Разве пожара не было? Доливая Кириллу, спросил я.
- А что дом? Двери у всех железные, дом бетонный. Закоптился малость, ну тут и граждане жильцы не подкачали. И побелка нашлась и краска. За один субботник вышли все и привели подъезд в порядок. Повоняло конечно пару дней. Зато всякой швалью тут теперь и не пахнет.
Проводил я соседа и записал эту историю. Теперь только нашел записки, когда уборку делал. Вот он давал в свое время жару, верно?